Дашкин, 33 - 11 ноября 2010 20:41

[B][FONT=Geneva][COLOR=darkblue][SIZE=+1]Эссе о ...

Я помню девочку с голубыми волосами. С румянцем. Словно сошедшую с
яркого конфетного фантика. Она улыбалась и, дразнясь, показывала
красный мяч. Под цвет ее банта. Словно сгусток крови в фарфоровых
волосах. Она была прекрасна, словно блестящая обертка мечты. Она
манила. Ее хотелось развернуть и съесть. А можно и вместе с хрустящей
бумажкой. Она была недосягаема. Она была прекрасна и высокомерна от
осознания своей красоты. Кто-то назвал ее мечтою.
Наверное, она и была мечтой. Она ушла в сиреневый туман и я забыл о
ней, А затем я встретил девушку. Девушку с голубыми волосами и
знакомой улыбкой. Мужчины бросали ей под ноги цветы, а она ступала по
их согбенным спинам. И ноздри ее раздувались. Чуть-чуть, чтобы не
портить прелести лица.
Обожание обтекало ее елеем. Елей брызгал в устремленные на нее чистые
взгляды и делал их масляными. А она улыбалась, радостно и с
превосходством, заставляя взгляды опускаться в землю.
Ее любили, ее обожали. Как игрушку. Ибо настоящая любовь требует
ответной улыбки. Живой, человеческой. И теплых волос. А ее волосы были
подобны льду.
Поэты слагали ей песни, она замораживала их своей холодной улыбкой, и
они падали к ее ногам звездными бриллиантами. А она нанизывала их на
свое платье. Платье ледяной принцессы!
Художники рисовали ее портреты, и она холодно глядела с полотен, и
дети плакали, видя ее ледяную улыбку.
Восторженные дарили ей свои сердца. Ее дыхание превращало их в
ледышки. Нет, она не носила эти холодные кристаллы под своей юбкой,
подобно прекрасной Марго -- наш век не признает китовый ус; она
приковывала их к стальной цепи и восторженные становились ее
глашатаями. И верили, что срывали ответный поцелуй с ее уст.
Она не дарила свою ночь. Никому. Даже за жизнь. Даже за смерть. Она
считала недостойным размениваться на подобные мелочи. Что значит жизнь
по сравнению с ее красотой. Мгновение и вечность. Мгновение не стоит
вечности. Так думала она.
Было лето. Была зима. И снова было лето.
И однажды она встретила его. Он не был красив. Он не обладал фигурой
атлета. Ее взгляд скользнул по нему и прошел мимо. Мимо... Но вдруг
вернулся. Она увидела в нем то, чего не видела в других. Она не
увидела в нем привычного обожания. Его серые глаза были умны, а губы
презрительно кривились. О, сколько подобных губ она перевидела! О, эти
демонические красавцы с нарочито меланхоличным взглядом и скепсисом
губ, будто бы внимавших не одному веку. Их хватало на мгновенье. И по
прошествии его они обмазывали ее взглядами, а губы нервно облизывались
воспаленным языком.
Она посмотрела на него, требуя: ну-ка, сдайся! Ну-ка, раздень меня взглядом!
Он лишь жестко улыбнулся в ответ.
Ее глаза замутились, обиженные: как, неужели я не нравлюсь тебе?
-- А почему ты должна мне нравиться? -- скривились в ответ губы.
Она умоляла: ну упади у моих ног и я подарю тебе все, что захочешь:
власть, богатство, славу... Я, наконец, подарю тебе мою любовь! -- Как
трудно выговорить эти слова. Она никогда не говорила их. Их говорили
ей другие.
-- Твою любовь? -- засмеялся он. -- Я не люблю пластмассовых цветов. Они
хороши лишь в венках. Но даже в гроб кладут лишь живые цветы, ибо и
мертвому нужно живое.

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

-- Пойдем со мной в мой замок, -- попросила она.
-- Я не люблю холод. Я не хочу жить в ледяном замке. Прощай, меня ждет море.
И он ушел.
И она пошла за ним.
Она ушла за ним от всего: от славы, от обожателей, от дворцов, от
экипажей; она ушла от своего мира. Ушла ради того, чтобы увидеть
похотливую улыбку на его лице, и восторжествовать.
Они поселились на берегу моря. Она готовила ему обед и стирала белье.
Ей было тяжело, но красота ее не уходила. Она оставалась прежней. Ей
надо было быть во всеоружии.
А вечерами они говорили.
Ее самолюбие страдало, она пыталась понять, почему он равнодушен к ней.
Она жаждала его ответа, подобно сфинксу.
-- Почему?
Он пожимал плечами:
-- Не знаю.
-- Но ведь я красива?
-- Да, весьма.
-- Нет, но я красивее всех женщин в мире?
-- Возможно.
-- Неужели я не привлекаю тебя?
-- Нет, в тебе нет того, что я больше всего ценю в женщине. В тебе нет изюминки.
-- А что это такое, изюминка?
-- Я не знаю. У одной изюминкой может быть улыбка, у другой -- глаза, у
третьей -- движение руки... Это то, за что мы любим женщин.
-- А красота?
-- Она статична. Она хороша лишь для статуй. Или королев. Но не для
той, которую должно любить.
-- Но неужели нельзя любить королев?
-- Нет, их корона ослепляет, а бархат платья заковывает фигуру статуей.
Она молила его:
-- Найди во мне то, что ищешь!
А он смеялся:
-- Я не нахожу в тебе ничего такого.
И она засмеялась. Горько. Впервые. Как обманутая женщина. И странный
огонек мелькнул в его глазах. А губы холодно кривились.
-- Я словно влюбленная кошка, -- призналась она. Он пожал плечами. -- Полюби меня.
Он взял ее. Но без блеска в глазах, без той дрожи, которая пенит кровь.
У них были дети. Двое: мальчик и девочка. И дети стали большими.
Однажды он спросил ее:
-- В чем ты видишь смысл своей жизни?
-- В любви к тебе, -- как само собой разумеющееся ответила она. -- А ты?
-- Знаешь, а ведь когда-то давно я любил девушку. Любил до безумия. Она
являлась ко мне во всех моих снах. Она грезилась мне наяву.
-- Она бросила тебя?
-- Подожди. Я знал, что она неспособна любить. Я был горд, я не хотел
ползать у ее ног, и я заставил себя казаться равнодушным. -- Она
молчала. -- Я был холоден и скептичен. Мои чувства отдали свою силу
моему уму. И сила их была такова, что моя мысль превзошла все, бывшее
когда-либо на этом свете. Но мое сердце стало холодным. Я добился чего
хотел. Она стала моей. Она бросила все ради меня. Но в этой борьбе я
потерял главное -- свою любовь. Я не способен любить. Я лю�

• 
• 
•