Жорик, 39 - 16 декабря 2009 13:39

Не умею я вести дневники, думаю, что наличие дневника свидетельство личной организованности человека, а я? Сплошное броуманское движение во всем!
Долго собиралась и думала, что бы сюда еще написать. Есть несколько тем, на которые я могу очень много написать и долго спорить, например политика, но с моими крайними левыми взглядами на все происходящие, этой теме здесь не место. Еще чеченская война, моя любимая тема не уместная для сайта. И настроение у меня странно положительное, буду писать о любви! Не надо сразу пугаться, сама о любви писать не стану, это получится триллер, замешанный на политике и чеченской войне, по этому вставлю сюда текст моего любимого писателя, прозаики и публициста Захара Прилепина. Я очень ценю мужчин, которые с невероятным пониманием и нежностью относятся к своим женщинам и ненавижу тех кто с пренебрежением и пофигизмом. Я обожаю Захара, как талантливого писателя и сильного мужчину, способного нести ответственность за свою семью. Его политическая деятельность и не тривиальная биография вызывают у меня уважение. С нетерпением жду выхода его нового романа.
Захар Прилепин:
«Мы прожили вместе несколько сот лет, и я так и не научился спать рядом с тобой. Как же я могу спать. Зато я придумал несколько нелепых истин. Сначала, в трудные дни, я предлагал своей любимой делить каждую вину пополам. Она пожимала плечами. Поэтому я делил, а она так жила. Потом придумал другое. Сейчас наберу воздуха и скажу. Чтобы мужчина остался мужчиной и не превратился в постыдного мужика, он должен прощать женщине все. Чтобы женщина осталась женщиной и не превратилась в печальную бабу, она не вправе простить хоть что-нибудь, любую вину. Все, воздух кончился. Он – все, говорю, она – ничего. Как же выжить теперь, если сам придумал про это. Рыба живет с открытыми глазами, спит с открытыми глазами, только женщина закрывает глаза: я видел, что так бывает, когда ей хочется закрыться и прислушаться. А ты всегда смотрела на меня, и в минуты, когда меж нами происходило кипящее и непоправимое, и спустя без трех месяцев год – когда приходила пора дать жизнь моему крику в тебе: всех наших детей мы рожали вместе. Тогда, заглядывая в сведенные от страха глаза, я и понял, что нет сил никаких относиться к своей женщине как будто она женщина какая-то. И как нежно относиться к женщине, будто она дочь твоя; так и звать ее: «Дочка, доченька». Тогда жалости внутри нестерпимо много. Тогда гораздо легче все принимается и понимается.
Не отрицаю законов не мной придуманных, но подумайте сами – насколько было б просто прощать что бы то ни было, если дочка пред тобой. Чего ее не простить – кровную свою – не жена же. Отсюда другая нелепая истина. Если мужчина хочет, чтоб его женщина не превратилась в печальную и постыдную бабу – он может любить ее как дочку. Но если женщина хочет, чтоб ее мужчина не превратился в постыдного и бесстыдного мужика – она никогда не должна относиться к нему как к сыну. Дочке, говорю, можно все. Моя дочка приходит и говорит, что устала, и ложится спать, лелеемая и ненаглядная во сне, который не решишься нарушить, разве что любованьем, когда присядешь у кровати не в силах насмотреться, а она проснется – ей больно перенести, что так горячо в щеках и надбровьях от чужих глаз. Моя дочка имеет право не слушаться, не уметь, не соглашаться, не понять, не ответить, не захотеть, не расхотеть, не досидеть до конца, не придти к началу. И еще сорок тысяч «не». Я, конечно, нахмурю брови, но внутри буду ликовать так сильно, что нахмуренные брови вдруг отразятся в углах губ, которые поползут вверх от счастья и восхищения.»

• 
• 
•