Karl_de_Cori, 42 - 19 января 2009 20:54

...

Теплые мягкие руки. Пальцы длинные, словно праздничные свечи на изысканном хоросе. Представляешь, когда-то я думал связать свою жизнь со служением церкви. Хотя я и сейчас задумываюсь, насколько я был бы хорошим пастырем для своей паствы. А тогда было лет двенадцать, и я познакомился с Олджином. Он был много старше меня, а разница в те годы даже в пару лет кажется огромной, словно расстояния между пиками потерянного каньона. Это был высокий, тонкокостный человек, с правильными чертами лица и очень мягкой улыбкой. Семинарист православной церкви. Первый раз я его увидел, когда он читал нам лекцию в курсе культурологии о христианских традициях России. Уже тогда я проникся к нему симпатией, к его спокойному и одухотворенному голосу. И как же я был удивлен, когда мы встретились с ним через пару лет в Успенском соборе Смоленска. Я стоял тогда, пораженный величаем древних стен, маленький человек под бесконечной громадой соборного купола. Вдыхал тяжелый запах горелого воска и, по моему, никогда не исчезающий в православных храмах запах ладана. Нет, определенно, это не католические грандиозные соборы, в православных храмах нет холода и одиночества пустоты костела. Он подошел ко мне, когда я жадно разглядывал алтарное убранство, величественный аналой. Я уже не помню, как у нас завязался разговор, но закончил он фразой: «Пойдем, я хочу сделать тебе подарок», - и пошел к ветхой старушке, торгующей церковной утварью и свечами. Что-то спросил тихим голосом, старушка улыбнулась ему в ответ и полезла рыться в куче пакетиков и коробок у себя за спиной. Пока я крутил головой, осматривая храм с нового ракурса, она достала икону. Небольшую, не больше фотографии десять на пятнадцать. Олджин снова что-то тихо сказал ей, она опять расплылась в морщинистой улыбке, и, посмотрев на меня, поманила.

- Возьми, мальчик, гостинец, - сказала она и протянула мне конфету, - Храни тебя Бог.
- Это тоже тебе, - сказал Олджин, передавая мне икону.

На иконе был изображен Георгий Победоносец, но не в характерной для православия традиции иконописи. Художник словно старался сделать его как можно более реальным и живым. Черный кант рамки оттенял мягкие, но яркие краски самой иконы.

- Пусть Он укрепит твой дух и предаст тебе сил. Георгий - символ воинов церкви.

Эта икона по сей день стоит у меня. Иногда я подолгу смотрел на нее, пытаясь проникнуть в суть мастерства, с которым художнику удалось передать всю мощь духа Святого Георгия. Напомни мне потом, я обязательно расскажу тебе о нем…

С того самого времени я хотел нарисовать икону Георгия Победоносца или Архистратига Михаила, и когда-нибудь я это сделаю. Когда? Знаешь, когда я стану стариком, я, наверное, удалюсь в православный монастырь и займусь иконописью.

Но это потом - в старости. Пока я слишком люблю смотреть на твое стройное тело. Мои пальцы не могут изменить ему с кистью и красками. Ты же знаешь, как я обожаю твои линии. Я наверно никогда не смогу спокойно стоять за холстом и писать что-то, кроме тебя. Вздор! Зачем мне холст, когда у меня есть твое тело?! Стройное, словно афинская амфора, извлеченная из Эгейского моря. Что за чушь - стоять и ваять то, чем ты уже обладаешь? Я слишком поглощен страстью, чтобы писать. Я настолько полон желанием, что иногда кажется, оно разорвет меня. В таком состоянии нельзя работать, это больше работы. Этот восторг даже больше меня самого и много больше, чем сонм мазков. Наверно, да даже определенно, я никогда не стану великим художником, так и останусь талантливым копиистом. Я никогда не буду удовлетворен своей работой. Как Дега мог рисовать своих балерин? Как у него хватало силы не окунуться в любовь к ним и предаться безмятежному созерцанию грации. Безмятежному равнодушному созерцанию. Словно ты - один большой глаз, способный проникнуть во все потаенные уголки. Запечатлеть каждую секунду движения на восьми миллиметровой пленке. И листать. Листать будто это старый фотоальбом, что хранит семейную историю.

«Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо куплены вы дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в ваших телах и в душах ваших, которые суть Божий». Тело человека, словно японский сад камней, определенно создано для созерцания. Даже в моменты близости я не могу пересилить это в себе. Словно уже не я целую твои плечи, твои прекрасные плечи, а кто-то другой, за кем я наблюдаю со стороны. Еще пара ударов сердца и я окажусь в совершенно ином мире. Мире, где жизнь мириадами разноцветных бабочек кружит подле меня. Как же можно это изобразить? Да никак! Это и описать-то сложно, не то чтоб еще и придать этому ощутимый визуальный образ. Может быть, потом? Потом, когда я смогу лишь вспоминать, у меня выйдет что-то путное?

...

• 
• 
•