Николай, 46 - 21 февраля 2008 10:14

Нет, я говорю о Егоре Летове, каким он войдет в историю, о Егоре Летове, как поэтическом архетипе, как образе, созданном его собственными песнями лучшего периода его творчества.

В общем же, о нем совсем не обязательно писать. Чем меньше слышишь глупостей, изреченных им и о нем, тем более незамутненным является восприятие его творчества. Летова нужно слушать (позднего Летова поменьше). Это большой поэт и музыкант. Почему, спросите вы, мы в таком случае не видим его по TV и не слышим его песен из ларьков с требухой? Да именно поэтому.

Летов, с его ревом, грохотом и матами, с самого начала своей музыкальной, если можно так выразиться, карьеры, если не представлял угрозы Системе, то был эстетически неприятен ей, неприятен среднему обывателю. То была матерня не в духе какой-нибудь группы "Ленинград", которую, несмотря ни на что, всегда готовы крутить крупные радиостанции, но отчаянный рык загнанного волка. В двадцать первый век, век, отвергающий всякий пафос, Летов шагнул упирая именно на пафос, пусть негативный и нигилистический. И оказалось, что такой пафос все еще не маргинален, он все еще будит массу, он все еще созвучен ей и востребован ею - в первую голову востребован массой молодежной, самой свежей, чистой и неиспорченной.

Да - Егор Летов нашел своего слушателя, прорвал блокаду в свое время, хотя личности такого склада, как он, всегда обречены на замалчивание. Они слишком опасны и, вместе с тем, слишком беззащитны. То, что Летов все же проскочил - счастливая комбинация удачных коллизий причудливой и безобразной эпохи смуты и сумерек - и исключительной мощи его таланта. Талант, знаете ли, не картошка.

Удивительный факт - в эпоху безоговорочного господства масс-медиа Егор Летов, абсолютно ими бойкотируемый, владеет умами и сердцами огромной части молодежи. Причем на концерты его "Гражданской Обороны" идут граждане совершенно малолетние, абсолютные, так сказать, молокососы, не знакомые с реалиями тех времен, которым посвящено большинство его песен. Они понимают все; они слышат: "Мы - лед под ногами майора", и для них совершенно неважно, в какую форму одет майор в данное время. При этом, если раньше Летов, как факел, пламенел на сцене, мечась и рыча, сегодня он вял, безыскусен и безвкусен в своем действе у микрофона. Но это почти не разочаровывает услышавших его послание, записанное на пленку много лет назад.

Почти все песни и стихи Летова есть отчаянный бунт инфантильного сознания против жестокого мира взрослых, различные вариации гимна "крестового похода детей". Инфантильное, первозданное, архетипическое сознание против жестокого мира стеклопластика и металла. Такой бунт, разумеется, обречен на поражение, и потому трагичен. "Пластмассовый мир победил. Ликует картонный набат". Или, как поется в другой песне, "это знает мое поражение, это знает мое торжество". Песня посвящалась свободе, и ее послание, основной мэссидж, как принято говорить в эпоху офисов и петтингов, состоял в том, что истинной свободой является смерть и только она. Свобода, смерть, война и одиночество - основные понятия, которыми оперирует Летов. Любовь, замусоленная нечистыми бардовскими языками, вроде бы как и не присутствует в них, вроде бы как находится где-то там, на заднем плане, лишь время от времени появляясь стыдливо - и как раз ее стыдливость и отдаленность убеждает вас в том, что это вот и есть непосредственная, настоящая любовь самой высокой пробы, а не сомнительная поделка сентиментальных чудовищ - ибо истинная любовь всегда стыдлива и страшна. "Любовь или страх? - Страх!" - честно поет создатель гражданской обороны миру, в котором властвуют страх и тьма, и тоска обитателей этого мира по абсолютному чувству становится еще более острой.

Способней всех к нему, к этому чувству бывает лишь подросток, инфант, только-только оставивший нирвану детства и неизбежно погружающийся в нечистые воды взрослого мира. Погружение волнует его, оно его страшит - и все же он погружается; когда отчаяние достигает своего наибольшего накала, появляется Егор Летов, тоненький, толстоморденький, с длинными развевающимися патлами и сорванным голосом, появляется, чтобы констатировать и заклеймить постыдный момент перехода. "Рожденному мертвым - пришейте пуговицы вместо глаз!"

Егор Летов явный самоучка. Первые его музыкальные опыты подчеркнуто нефилософичны, он констатирует, но не рассуждает или постигает. Но лютые песни одинокого мальчика-панка, полные отчаянной детской обиды на злую и равнодушную окружающую действительность, постепенно переросли в нечто большее, в величественные метафизические панорамы запредельного. Агрессивное неприятие поганой и жалкой жизни неожиданно открыло трещину между мирами, чудесный и загадочный вход в астрал. Неприятие и отчуждение и явились теми духовными практиками Егора Летова, с помощью которых он постиг - не умозрительно, а интуитивно - вожделенное "движение вселенское сие", говоря словами самого талантливого из его соратников. Отрицая этот мир с такими силой, пафосом и сердечностью, нельзя было не увидеть выход из него.

"Моя секретная калитка в пустоте". Трещина между мирами открывается лишь в определенное эксклюзивное, сумеречное время. Инфантильный пророк нашел свою калитку, но не открыл ее. Что же, запертые калитки куда заманчивей открытых.

• 
• 
•