Манечка, 34 - 30 января 2008 00:41

- Зачем тебе все это? - спрашиваю я. Твои голубые глаза вздрагивают, шприц с морфием дергается и царапает тебе руку.
- Какая тебе разница?! - отвечаешь ты истерично-резко. - Какая тебе разница??? Тебе же всегда было на меня наплевать! Ты только о себе и думала! Ты и любить-то не умеешь!!!
Я не выдерживаю. Вскакиваю со стула. Хочу его ударить, но передумавыю и просто выхожу из комнаты. Иду на кухню. Курю. Открываю ящики стола в поисках пепельницы. Открываю один, второй... Четвёртый на половину полон цветными таблетками и пилюлями... А сверху пепельница с кучкой зеленовато-серых окурков.

Я боюсь, что однажды я тоже захочу, чтобы мне стало хорошо. Я помню, ты говорил мне, что это очень хорошо, когда тебе ничего не надо и когда ты живешь своей маленькой придуманной жизнью. Ты рассказывал мне, как красиво там, куда ты уходишь, как ты там легко и безнадёжно спишь - и я вспоминаю, как ты нервно дёргаешься и кричишь во сне, потом просыпаешься, вытираешь сбившейся простынёй липкий пот и долго смотришь в темноту, а я лежу, плотно закрыв и делаю вид, что ничего не слышала. И утром, когда ты так нежно обнимаешь меня, я говорю, что отлично выспалась и верю тебе, когда ты говоришь, что тоже спал хорошо этой ночью.

Я тянусь к пепельнице. Тушу свою сигарету. Единственный нормальный белый окурок... Ты начал курить этот яд - а теперь я тоно знаю, что это самый настоящий яд - полгода назад. Ты уверял, что это всего лишь сигареты. "Солнышко, это просто качественный табак, понимаешь?" Я кивала и говорила, что всё понимаю и только молча смотрела в безразличныеи блёклые глаза твоих новых друзей, на их серую кожу и сухие синеватые губы. И боялась, что ты однажды станешь таким же. И что тебя не спасут ни твои чудесные синие глаза, ни длинная черная челка, ни моя любовь.

И вот я стою на кухне. Смотрю на эти безобидные кругляшочки. Что ты мне про них говорил? Что они единственные избавляют тебя от мигрени. ЧТо это всего лишь лекарство. Что это не вызывает зависимости и вообще больше похоже на анальгин, чем на наркотик... Да, милый... Я беру жёлтенькую - совсем не страшную - и катаю её по ладони. Она оставляет след.

- Что ты делаешь? - ты стоишь в дверях и смотришь на меня. Так спокойно. В твоей исколотой руке мелькает сигарета. От неё идёт сладковатый коричневый дым.
Но мне всё равно. Я говорю:
- То же, что и ты.
Я думаю сказать ему ещё много обидных слов...
Он ничего не спрашивает. Он молчит и смотрит на меня. Я подношу таблетку ко рту, он срывается и хватает меня за рукуи сжимает её, пока я не раскрываю ладонь. Жёлтый кругляшок падает на грязный пол и катится-катится куда-то далеко-далеко... И я чувствую, как с этим кругляшком укатывается моя надежда на забытьё, на краткий сон без нервов и вскриков. Он произносит медленно и уверено:
- Я не позволю тебе ломать свою жизнь. Наркотики - зло. Я понял это.
Мне смешно. И я смеюсь. Его тон, серьёзный, поучительный смешит меня. То, что он так важно говорит мне эти слова, он, законченный наркоман, пытается мне, образцовой хорошей девочке, неизвестно зачем связавшейся с ним... Мне не хватает воздуха. Я хватаю его за руки и кричу ему в лицо, что бы он не смел мне этого говорить никогда, что моя жизнь треснула, когда он принёс домой "просто качественный табак" и что я ненавижу его, и что не ему меня учитьи много ещё справедливых слов, которых вовсе не следовало говорить. Он начинает успокаивать меня, целует в губы, в щёки, в шею...

Вечером. Когда он уже спит - если его "отключку" можно назвать сном - я иду на кухню, роюсь в ящике и вытаскиваю желтую таблетку. Такую же, как та, которую он у меня отобрал. Я доказываю себе, что делаю то, что захочу. Что этот 23-летний болван для меня и правда ничего не значит и что я гораздо умнее его. И что я смогу остановиться после 1 таблетки...

Успокоенная, счастливая, с бледным лицом и подгибающимися ногами я иду спать. Я не просыпаюсь всю ночь - мне хорошо и тепло... Наконец-то меня не волнуют его крики и чертыхания, когда он пытается в темноте найти чистый шприц. Мне всё равно.

Он догадывается о моём увлечении. Но ничего н говорит.
Однажды ночью я просыпаюсь от крика. От собственного крика. ОН тоже услышал. Он встаёт и идёт на кухню. Я слышу, как он там что-то крушит. Он возвращается. Забирает из-под кровати и из ящиков письменного стола пакетики и шприцы. Я чувствую запах дыма и мне становится не по себе. Я иду и из коридора заглядываю в кухню. Он в раковине сжигает таблетки и сигареты. Я чувствую, как мне становится одиноко и больно, и как начинает ныть висок. Он оборачивается и говорит:
- Прости.
А я молчу. Я стою и плачу. И падаю на пол. И слышу, как из моих губ вылетает хриплое: "За что?!"

Всю ночь сжигает свою жизнь. А я просто плачу в углу, завернувшись в плед. Теперь, утром, это всё кажется ночным кошмаром и я почти не верю, что это правда. Я захожу в кухню и трясущимися руками выворачиваю яжики: нигде ничего нет. Только вызывающе открыта балконная дверь. Он входит: бледный, улыбающийся. Она говорит, что позвонил в клинику и часа через за нами приедут. Но я слышу его как будто через вату: у меня безумно болит голова. Я по привычке тянусь к четвёртому ящику - там лежал мой желтый "почти как анальгин". Но его там больше нет.

Он тащит меня в ванную и говорит, что нельзя быть такой неряхой. Он смеётся, рассказывает мне какой-то дурацкий стишок про чумазую девочку. И уверяет, что все будет хорошо. Я улыбаюсь ему. но мы оба понимаем, что вряд ли уже выкарабкаемся из этого дерьма. Тогда он обнимает меня:
- Я тебя очень люблю.
- Я тебя тоже - отзываюсь я.
Через полчаса мы сидим на кухне - чистые, бледные и искривленными болью губами читаем вслух Ницше. Мы пьем кофе и говорим о том, куда поедем этим лето. Как будто мы НАСТОЯЩИЕ, как будто мы и ВПРА�

• 
• 
•