Острый Перец, 46 - 22 августа 2012 13:07

Его звали Пуська. Теперь неизвестно, кто придумал ему это имя, но оно очень шло. Щенок был округлый, рыжеватый, с большим, розовым, мягким пушистым животом и испуганными глазами. Аня однажды нарисовала его - именно такого, и при этом - напудившего лужу. Вид у него при этом был, как и в жизни, виноватый.
Однажды Пуську позвали в дом. До этого он никогда туда не заходил. Не смел. Максимум - украдкой пробраться в коридор, но так, чтобы иметь возможность тут же дать дёру, и никогда - никогда! - не дальше. В доме обитали боги. Но сейчас его позвали. Туда, куда он не имел права соваться низачто. Голос был ласковый, звал его по-имени. И Пуська, поколебавшись у порога, решился. Прижав уши к голове, а голову - к полу, он на брюхе, ползком, на ватных лапах, стремясь влипнуть в пол, пополз через порог к хозяйке, которая его звала. Со стороны это выглядело умиляюще и трогательно. Пёс вполз в обиталище богов. Вот таким он мне и запомнился - потерявшийся от страха и благоговения, ползущий на голос...
Следующий кадр - мы купаемся в пруду. Я залез "по шейку", одна голова торчит над водой. По берегу бегает Пуська. Он впервые в жизни видит такую преогромную лужу, и она, несомненно, смущает и страшит маленького пёсика. Но я зову его, и он должен идти. Заходит в воду, а там всё глубже, дальше идти не получится, нужно плыть... И он поплыл ко мне, как это делают собаки - на инстинктах. Доплыл, и я подхватил его на руки. Он боялся воды, желая поскорее оказаться повыше от поверхности, засучил задними лапами и до крови оцарапал мне лицо, а я смеялся над ним, бедным, маленьким смелым пёсиком, и хвалил его, тискал, мокрого и дрожащего.
Родители решили, что вторая собака - это лишнее, и отдали Пуську бабушке и деду в деревню. Я не хотел, но право голоса не имел. Я боялся, что Пуська забудет меня. И Пуська не забывал. Я редко приезжал в деревню, и первым делом бежал к Пуське, а он, как обычно, падал на спину и подставлял мне своё пузико, чтобы я его погладил и почесал. Но это на первых порах. А потом Пуська стал другим. Не тем наивным, добрым пёсиком, каким был у меня дома, а как будто озлобленным, замкнутым. Даже завидя меня, он первым делом прятался в свою будку, но когда я долго его звал, он осторожно вылазил, медленно приближался, и, как будто удостоверившись, что я не собираюьс причинить ему зла, давал себя погладить. Дальше всё было нормально. Но на следующий мой приезд всё повторялось. Мне было жаль его, и непонятны причины такого его поведения, ведь баба и дед относились к обеим своим собакам нормально, и никогда не позволяли себе даже пнуть пса.
Пуська погиб. Очень тяжело. Однажды ночью какой-то пьяный подонок залез к ним во двор и стал орудовать по сараям, выискивая что поценнее. А Пуська лаял на чужака во дворе.. Тогда нелюдь забил собаку, чтобы она не разбудила хозяев. До смерти.