Юлия, 45 - 27 марта 2011 20:56

Все уйдут, а он останется…
Сердцевина каждой женщины – тоска по мужчине. То, что движет ею. Она, тоска эта, многлика и ускользающа от праздного взора. И одна она права. По природе своей она… неуклюжее слово, не в строку, но другого не подберу… триедина, что ли – тоска по мужчине-брату, мужчине-отцу и мужчине-мужу. Образы, идеи, роли и типажи, уходящие корнями в давно виденных и ныне живущих, ближних и дальних, бесконечно родных, чьи слова и глаза отдаются фантомной болью в минуты тишины.

Мужчина-брат, мужчина-друг, беспечный ровесник, читающий одни книги, слушающий ту же музыку, но всегда чуть иначе, чуть глубже. Идущий рядом через взросление, через юношеские вопросы без ответов, мнящиеся катастрофой, через влюбленности и разочарования, через зрелость, кружащую водоворотом повседневностей всё дальше и дальше друг от друга… Такой же, только чуть мудрее, чуть талантливее. И от того то ты такая глупая и растерянная, он еще сильнее. Который против всех и за тебя, даже если ты миллион раз не права, но это уже совсем другая история…

Мужчина-отец, он старше, он был старше всегда, он видел, знает, умеет. Многое произошло с ним еще до твоего рождения. Его речи о тех мирах, которых не будет уже никогда, о людях, давно умерших, но живущих его любовью, о книгах, которые не осилить. Его знамя – стройные правила жизни, неудобные и незыблемые, звенящие шпагами и завораживающие кружевами прошлых веков – не солги, не предай… Он видит цель, он несет образ, найденный в фолиантах, драгоценный, выстраданный, образ Женщины. Так Пигмалион, иногда исподволь, иногда жестко, до злых слез, ваяет свою Галатею… Он не ангел, с ним порой очень сложно. Мучительно разбиваться о незыблемость его мнений, заблуждений, фобий. Мучительно понимать, что там, в начале он уже всё знал и о себе, и о тебе, и о том, что будет дальше. То, что сама постигла много позже, стоптав не одну пару туфель и разбив в пыль не один десяток иллюзий. И однажды утром, узнав в зыбком стекле зеркала ту самую Женщину, тысячи раз виденную в его глазах, не оспоришь больше отцовства, не менее важного, чем кровное родство…

Мужчина-муж. Квинтэссенция. Он приходит из «друзей», из «отцов», из ниоткуда, внезапно и, вместе с тем предсказано. Он может быть разным, немного другом, немного отцом, немного сыном. Он может быть всем. Он входит в ближний круг, он пробуждает страсть, он становится единственным. Мир делится на «мы» и «они». То, что происходит… так, сперматозоид, входя в яйцеклетку, переходит в иное качество. И она… Они больше не порознь, они – живой организм, который становится всё больше, все сложнее, ежесекундно удивляя новым, глубоким и непостижимым. Организм, которому нет нужды вспоминать, кем он был до того, как… Потому так трудно, прорастая друг в друга, потом, порвав все соединяющие нейроны, воскреснуть, залатать, пойди дальше.

Извините, чуть не забыла… мужчина-сын. Зародыш и предтеча тех, остальных. Набросок, эскиз, который доверено выполнить именно тебе. Недосказанная мечта, тобой приведенная под это небо. Кажется – про себя и для себя… и всё же для нерожденных, но уже грезящих будущих женщин, кому станет счастьем и бедой, на полвека, век вперед…

И тоска эта по идеалу, по живым, реальным людям, разъехавшимся по разным городам, отгородившимся, унесенным причудами судьбы, тоска о возможной грядущей потере течет по венам, ноет мучительно под ребрами… но она сладка, эта тоска, сладка тем, что это было, это ЕСТЬ, это моё… моё сокровище, книга моей жизни…
Все уйдут, а он останется. Я точно вам говорю.

• 
• 
•